КОЛОВСКИЙ Захар Михайлович
Художник
Родился 21.06.1956. Санкт-Петербург
Почетный член Российской академии художеств (2013г.)
Заслуженный работник культуры РФ (2007 г.)
Член Президиума Союза музеев России; Член Президиума Международного совета музеев (ICOM) России.
Союз фотохудожников России, член Секретариата (2011г.)
Генеральный директор Государственного музейно-выставочного центра РОСФОТО (2002 г.).
Куратор и экспозиционер выставочных проектов (с 1996г.).
Окончил: Ленинградский Политехнический институт им. М.И. Калинина (1984г.); Санкт-Петербургский Государственный Академический институт живописи, скульптуры и архитектуры им. И.Е. Репина (1999г.).
Генеральный директор Санкт-Петербургского Общества «А–Я» (учреждено Президиумом Академии наук и Объединенной редакцией газеты «Московские новости» (с 1986г.). Под эгидой «А–Я» были созданы такие институты петербургской художественной жизни, как «Свободная кафедра изобразительного искусства Тимура Новикова» (1990 г.), Центр исследования современного искусства (1991 г.), Школа «Инженеры искусств» (1991 г.), «Центр космических исследований под руководством Сергея Курёхина» (1991), Центр современной архитектуры и дизайна (1991 г.).
Директор Санкт-Петербургского филиала Государственного центра современного искусства (ГЦСИ) (1995).
Генеральный директор Государственного музейно-выставочного центра РОСФОТО (2002 г.)
Участник выставок (с 2006г.).
Персональные выставки: «Городской пейзаж», Музей фотографии, Рига (2006 г.); Выставочный зал Академии художеств, Москва. Совместно с В. С. Турчиным (2007 г.); персональная выставка. Государственный художественный музей, Нижний Новгород (2007 г.); «Городской пейзаж». Санкт-Петербургское общество «А-Я» (2009 г.); «Корабельная архитектура». Военно-морской музей, Санкт-Петербург (2010 г.); «Аварийное всплытие». РОСФОТО, Санкт-Петербург (2010 г.); «Перекрестки». Латвийский Национальный художественный музей, Рига (2010 г.); «Корабельная архитектура». Галерея Nivet-Carzon, Париж (2010 г.); «Линии». Музей Мимара, Загреб (2010 г.); «Путешествие на остров Русский». Джакарта, Индонезия (2010 г.)
Основные произведения: серии «Окна» (2001–2002), «Электорат» ( 2002–2003), «Линии» ( 2003–2007), «Корабельная архитектура» (2005–2007) «Аварийное всплытие» (2010), Время следов на песке»,
Произведения представлены в коллекциях Государственного Русского музея; Центрального Военно-морского музея им. Петра Великого; Государственного центра современного искусства (ГЦСИ); Московского музея современного искусства; Латвийского Национального художественного музея; Загребского Музея Мимара; Литовского художественного музея.
Награды: Диплом Министерства культуры РФ (2001г); Благодарность РАХ (2015г.).
Пристальный взгляд. Фотографии Захара Коловского
В фотографиях Захара Коловского много чего нет. Нет драматических коллизий. Нет оснований искать там трогательные и волнующие человеческие отношения. Героические личности отсутствуют, влюбленные и страдальцы отсутствуют. Не найдем мы там историй о больших событиях. Ничего о святых и грешниках, ничего о революционерах и еретиках, и даже о простых людях нет ничего, ничего и ничего. Удивительный и странный Город живет где-то за кадром, иногда даже попадает в кадр, но мы скорее чувствуем присутствие этого загадочного сфинкса, но фактически не видим его в лицо.
Иногда мы про себя догадываемся, что одинокая брошенная за ненадобностью бутылочка на причале знаменует собою чье-то одиночество; цветы на лугу напоминают о весне, которая возвращает нам ощущение жизни после северной зимы. Как будто назревает лирическое ощущение, но только как будто. Следы на песке всегда вызывают у нашего испорченного взгляда желание придумать историю о человеке, который прошел своей ступней по этому песку. Старичок и старушка на фоне детской площадки, как и прохожие на фоне потертого асфальта или грязного снега, или иные немногочисленные статисты в этих фотографиях играют роль «следов на песке». Они живут на равнинах городов так же, как травы живут на равнинах полей, а корабли проживают на поверхностях вод.Парочку историй можно реконструировать на основании этих серийных кадров. Но не обязательно это делать. На самом деле главное действующее лицо фотографий Захара Михайловича – некоторые моменты из жизни одной планеты. Это планета не самая интересная и не самая живописная, не самая горячая и не самая заселенная. Средняя планета, и ничем она особенно не выделяется. Избалованный блокбастерами и авангардами глаз не найдет в фотографиях этого уголка Вселенной ровным счетом ничего волнующего, притягательного, занимательного.
Плоскости, уходящие вдаль, или прозрачные на просвет. Плоскость-пространство залива, плоскость-пространство лужайки или пустоши, плоскость-пространство городской площади, перекрестка, подворотни. Плоскость-пространство небес, этот голубой шатер сверху, покрывающий водную гладь, городской пейзаж, луговое разнотравье.
В этих водах заливов и рек, в парках и лесах, на опушках и городских клумбах как будто ничего не происходит. Словно все события уже случились. Войны пронеслись над этими городами, осени да зимы уже заморозили и обездвижили растительность, прохожие как будто по инерции продолжают двигаться кому куда надо. Они уже сделали свое дело. Одни уже родились, другие уже поженились, третьи уже старенькие и доживают свою жизнь последними шажочками. Восторги и надежды, энтузиазм человеческих масс, ужас и отчаяние этих же масс в осажденном городе, новые надежды и новые разочарования ушли в историю. Остались травы на опушке, ветви деревьев на фоне неба, одинокая бутылочка на причале. Остались СЛЕДЫ – на песке, на снегу, на асфальте. Остались города, увиденные в турпоездках между Босфором и проливом Лаперуза, но и они похожи на какие-нибудь колонии простейших, моллюсков или кораллов.
Вообще-то здесь жизнь есть, на этой планете. Более того, тут случаются интересные события. Мы смотрим на фасад Академии художеств поверх палубы боевого корабля, вошедшего в Неву по каким-то своим надобностям, скорее всего мирным и, надо надеяться, без стрельбы по Зимнему дворцу. Но вдруг мы замечаем, что здание Деламота и Кокоринова превращается на этой фотографии в подобие надстройки на бронированном корпусе. Этот кадр из жизни Города другому покажется забавным, шутливым, но не мне. Моя семья создалась из отца, который строил и вооружал эти корабли, и матери, которая училась в этой Академии и мечтала создать новое искусство, когда старая гвардия первых советских академиков уже уходила в вечный запас. Но эта история случилась уже давно, это уже семейное предание, а сегодня осталось ходить по улицам и набережным Города и прослеживать следы его прошлого.
We track down the tracks. Мы прослеживаем следы, как выразился один из модных философов новейшей культуры по поводу нашего новейшего искусства. Перед нами мир, где уже случилось всё, что могло случиться. Оно закончилось. Осталось ощущение ПУСТОТЫ, ПОКОЯ И СВОБОДЫ.
Когда петербургский поэт Пушкин догадался, что бури и ураганы истории не есть главный предмет для искусства, то есть «просвещенье иль тиран» не помогают тому малому количеству смысла и блага, которое имеется в жизни, тогда-то ему и пришла в голову мысль: а ведь нам, художникам, остаются Покой и Воля. Похоже, что пушкинское открытие случилось и с Коловским. Покой и Воля – таково главное послание его произведений, переводящих фототехнику в визуальное искусство пристального вглядывание в то, что остается нам.
Революций и империй не осталось. Не требуется более волноваться, опасаться и недоумевать, жаждать чужой крови и пылать готовностью пролить свою. Оставим свою кровь при себе. Ромео и Джульетта умерли от голода в блокаду, а если выжили, то уже забыли о былом и мелькают иногда на углу с кошолочками, когда надо покушать. Трамваи всё еще ходят и звенят следами своих звонков, которые слышали Блок и Ахматова. Цветы распускаются на лужайках каждую весну. Тральщики и миноносцы оживляют панораму реки время от времени. На льду реки мы заметим конструкции, оставшиеся от старого моста, который когда-то здесь был, да весь вышел. По песку морского берега шел человек, к нему подошел другой человек. Что случилось с ними далее, мы не знаем. Следы скоро занесет силами ветров.
Пристально всматриваясь в уголки и панорамы, наш глаз доходит до предельной отчетливости в одних деталях – и до полной невнятицы в других. Посмотрев вниз во время разговора с приятелем, мы отчетливо наблюдаем свои ботинки и точно узнаем о том, надо ли их нести в починку или хотя бы почистить, на худой конец. Глаза у нас зоркие. Когда нам нужно сфотографировать свою собственную физиономию, мы то отвернемся до степени убегающего профиля, то закроем глаза, то останемся в кадре как тень, как след личности.
Отчего мы так деликатно стараемся минимально наследить в картинах, скульптурах или фотографиях? Что это за современное кино «из ничего в ничто»? Зачем понадобился сегодня художникам этот аскетический минимум – намек на форму, намек на пространство, намек на фигуру или лицо? Наверное, стало неудобно оттого, что веками топтали, нажимали, действовали, старались слишком много. Многовато думали и чувствовали, с избытком. Много лишнего оставили и завещали.
Только не надо думать, будто петербургский мастер Коловский – это какой-то меланхолический певец малокровия. Фотографии у него – строгие и холодноватые, как сталь. Искусство в такой форме, в такой стадии – это искусство высокой степени закалки. Оно уже впадает, как в ересь, в неслыханную простоту. Потому постараемся не впадать в громкие разговоры, с красивыми жестами, и поставим многоточие….
Александр Якимович
версия для печати