А.К.Якимович. Статья «Три способа созерцать тайны мироздания». 2022

 

У нас перед глазами три художника из Петербурга в залах Академии художеств на Пречистенке весной 2022 года. Вопрос в том, чем это важно для нас, и насколько это вообще кстати и ко времени в этом незабываемом году.

Волосенков, Цехомская и Ярыгин теснейшим образом связаны друг с другом по жизни и по профессии. Можно назвать их даже группой. Но притом они довольно разные. Вроде бы есть и общность, то есть на уровне мировоззрения. Мы в очередной раз видим вариации на тему русского космизма, пантеизма и визионерства. Тайна и духовная энергетика ищется в кадрах реальности: бабочка и цветок, закат солнца и прочитанная книга, воспоминания о сновидении или лицо человеческое. Везде эманации, везде тайны мироздания, вера в чудо искусства и прочие компоненты Высокого искусства с большой буквы. Так хотят видеть мир и Наталья Цехомская, и Алексей Ярыгин, и самый изощренный и неуемный из этой троицы — Феликс Волосенков.
Общность налицо, и различия очевидны. Цехомская заточена на технологичность. Её манипуляции на грани фотографии, рисунка и живописи сами собою порождают эффекты «неожиданной находки», что в Париже сто лет назад называлось словом «trouvaille» и было воспето самим Андре Бретоном. Если вдруг на холсте или на странице получилось что-то такое, чего не ждали, и получилось интересно, странно и загадочно, то это есть послание от Космоса, от вселенских инстанций, или, что почти то же самое, от подсознания. Такова вообще концепция классического авангарда прошлого века. Она в нашей Академии занимает почетное место.
У Ярыгина глаза другие. Ему мила ласковая, душевная, но притом и загадочная Вселенная, эти лица цветов и водных гладей, или отдельно стоящее дерево. Или гора, и облако, и вообще что угодно. Он видит в объекте нечто загадочное и непостижимое, но не страшное, не опасное, а милое и притягательное. Колдовать с техниками или концептами он не склонен. Для воплощения своих заветных стремлений Ярыгину достаточно средств живописи как таковой, а диапазон современного живописца широкий – от Тернера до Баскиа. Ярыгин как бы возрождает некоторые основы романтизма, то есть восторг и культ «вечно женственной Вселенной». Но тревога или фрейдовское das Unheimliche пока что в этом искусстве не замечены.
Работы Феликса Волосенкова — это нечто другое и более сложное. Внешне и зримо это выражается в настойчивых апелляциях к славянскому пантеону, и в личной мифологии, основанной на созвучии своего имени прозванию древнего языческого божества по имени Велес или Волос. Тут найден удобный и действенный ход для того, чтобы цеплять внимание зрителя, а это ведь большое дело. В наше время это вообще нелегко остановить на себе, художнике, внимание зрителя. Сегодня многие как бы спят, или, как сомнамбулы, пялятся в свои гаджеты, и не докричишься до них. Вопрос о том, чем и как люди социума загипнотизированы, и почему они такие, какие они сегодня есть, науке неизвестно. Может быть, что дело-то простое: в гипнозе жить удобнее и легче. И лепить из людей можно что угодно, пока они не проснулись.
Задача художника Волосенкова — встряхнуть и разбудить зрителя, чтобы зритель очнулся и вступил в контакт. Феликс Васильевич обращается со зрителем, как опытный мастер коммуникации. Он соединяет простоту с сюрпризами. По английски это называется уау-эффект. Рисует художник, к примеру, дерево, или кошку, или обнаженную женщину, и назовет их «Явлениями бога Волоса» в кошке, дереве или обнаженной женщине. Это отличный ход, при всей своей элементарности. Зритель начинает думать, гадать, вглядываться, искать – это и нужно. Феликс Волосенков — художник театрального типа. Он для сцены много работал. Он умеет завладеть вниманием. Вопрос в том, для чего он это делает. Волосенков хитроумен в том смысле, что он не хочет просто и прямо восхищаться и удивляться, когда видит вещи, виды или явления. Он — законченный сценический человек. Это особая порода в мире искусств. Человек сценический уверен в том, что всякие страсти и помыслы, все переживания людей, даже самые нутряные, и даже бурное самовыражение на холсте – это роль, это амплуа, это вечная игра на сцене жизни.
Волосенков рефлексивен, как Гамлет, и он постоянно старается дать зрителю сигнал о том, что жизнь — театр, и люди в ней актеры, и наши переживания записаны в сценариях. Мы не можем не играть и мы всегда играем. Когда художник хочет быть предельно искренним, то это означает, что он хорошо играет искренность. Вот он делает, например, импульсивные мазки, как будто бесконтрольный почерк. Изливаются внутренние импульсы, но художник — актер и режиссер, он то и дело отстраняется и предлагает думать то о границах живописи, о концептах, о славянских древностях и всяких шаманских тайнах, а это ведь театральные заходы.
Мне кажется, что он как бы дает себе самому учебные режиссерские задания. Феликс, говорит он себе, сыграй наивного чудака. А теперь сыграй умствующего интеллектуала. Сыграй мэтра и главу школы. А теперь сыграй искусствоведа с кистью в руке. Сыграй ученика неопытного. И так далее.
И может быть, такой сценический художник помогает нам думать о некоторых глубинных свойствах искусства.

Александр Якимович, доктор искусствоведения, академик Российской академии художеств






версия для печати